Всё дальше, дальше вдоль по Ярославке.
Кругом простор, леса, луга, поля.
Холмы, овраги, пустыри, канавки.
Ну что ж так мало вспахана земля?
Мелькает за окошком Подмосковье,
Как изменила жизнь его лицо!
Деревни вновь отстроены с любовью.
Едва ли встретишь ветхое крыльцо.
Свернув с шоссе, трясёмся мы не скоро
Просёлком. Дальше видим с двух сторон
Сплошные двухметровые заборы.
Ни дать, ни взять — попали в Гранд Каньон.
Ни где не слышно ни шагов, ни речи.
И вдоль заборов – ни одной души.
Лишь где-то вдалеке строчит картечью
Отбойный молоток лихой в тиши.
Другая в нашем городе картина:
Давно он тяжко болен суетой,
И изобилье на его витринах
Бессовестно граничит с нищетой.
С утра спешат красотки на работу,
На них предапорте от кутюрье.
А рядом ищет в мусорке чего-то
Голодный бомж в лохмотьях и тряпье.
По лужам медленно в больших галошах
Старик худой шагает не спеша.
Идёт в плаще свободном и заношенном,
Зонтом листву сухую вороша.
И боль сжимает сердце постоянная.
И ретивое мается моё:
Страдаем мы за время окаянное,
За грешное безбожное житьё.
Жизнь на контрастах временно построена.
И с плеч Россия девяностые стряхнёт.
Она воспрянет, так она устроена.
Упали — встанем и пойдём вперёд.